Сколько еще им предстояло пробыть в этом жалком подобии мира, где каждый ученик, из тех немногих, что стали их приятелями по несчастью, мог воткнуть тебе нож в спину, Лиза не знала. День, месяц, год, а, может, вечность? Нет! Равенкловка по несколько раз в неделю просыпалась от кошмара, где ей предстояло до самой старости блуждать в этих каменных коридорах, вздрагивая от малейшего подозрительного шума. Да, Лиза любила Хогвартс, но не на столько, чтобы провести здесь остаток своей жизни. У Кэмпбелл даже стала развиваться паранойя – ей казалось, будто продукты на кухне  исчезают чересчур быстро, быстрее, нежели их тройка может съесть. Но как такое могло случиться, если проход за портретом защищен паролем, который знают только Эванесс, Дэймон и сама Лиза. Да и Эванесс стала как-то странно себя вести, еще более странно, чем обычно. Равенкловка очень боялась, что эта добрая и приятная в общении девушка вновь проявит свою темную сторону, как это произошло в Большом зале, в первый день их «заключения», и как происходило в ее кошмарных снах.
Первый месяц пребывания в междумирьи Лиза еще верила в то, что их команде легко и просто удастся отыскать артефакт и выбраться из этой ловушки. Но с каждым днем уверенность в своих силах ослабевала. Конечно, ее поддерживала Эванесс, которая всегда готова была поделиться своим оптимизмом, но в то же время расстраивало присутствие в их команде слизеринца. Было даже такое время, когда Лиза хотела отомстить Дэймону за его пренебрежительное к ней отношение, заставив его хорька, который почему-то раздражал девушку не меньше, чем его хозяин, выпрыгнуть в окно равенкловской гостиной. Однако голос Эванесс-совести напомнил ей о Зевсе, которого Лиза очень любила. В результате Кэмпбелл сдалась.
Второй месяц прошел, словно в тумане. Каждый следующий день походил на предыдущий. Гостиная, кухня, порог кабинета директора, подбор паролей, кухня, библиотека, порог кабинета директора и снова гостиная. Лиза ужасно тосковала по своим родителям, Нику, Зевсу. Равенкловка старалась скрыть свои чувства, но они все равно проявлялись в ее поведении. Изо дня в день Лиза становилась все мрачнее, становилась менее разговорчивой, даже на высказывания Дэймона в свой адрес реагировала все реже. Когда все трое спускались в кухню, можно было наблюдать уменьшение аппетита равенкловки.
На третий месяц Лиза потеряла уже всякую веру в спасение. Среди кучи исписанного пергамента равенкловка нашла листок обычной маггловской бумаги. Это было письмо из дома, родного дома в Глазго. Каллиграфический почерк отца, мелкие буковки, написанные рукой матери и не слишком аккуратные строчки вышедшие из-под пера брата. Как же Лиза счастлива была их видеть. Она положила это письмо в карман мантии и никогда с ним не расставалась. А перед сном по нескольку раз перечитывала весь текст и засыпала с улыбкой на губах.

Три месяца прошли словно в преисподней. Было немало причин и стимулов, чтобы яростная половинка Евы вышла наружу. Девушка проявляла большие усилия, чтобы ничего страшного не произошло. Мэй постоянно обращала внимание на Лизу, чтобы вдохновиться на поиски артефактов. Но и Дэймону старалась не грубить, чтобы не было в группе конфликтов. Девушке было очень тяжело привыкнуть к постоянному окружению, которое не менялось. Замок постоянно угнетал и настроение с каждым днём всё падало и падало. Но причин для радости не было и боевой дух поднимать было уже нечем. Ева с каждым днём таяла, эмоции напрочь пропадали, а любая ярко выраженная ситуация выводила из себя. Все три месяца Ева пыталась не подавать виду, что это она открыла кухни и пыталась меньше напоминать про остальных студентов. Мэй всё чаще вспоминала обычный мир и начинала сильно по нему скучать. Но больше всего Мэй не хотела потерять в этом мире Дэймона и Лизу. Они были для неё всем: Лизу Ева хотела спасти, а Дэймон просто был рядом. Глядя на них девушка понимала, что необходимо хоть как-то бороться за спасение, но всё равно сил не хватало даже на обычный энтузиазм. В конце концов силы стали покидать тело, а злостную половинку стало труднее сдерживать. И когда ребята уже были на полпути к выходу, всё изменилось. Но всё равно ребята выбрались из этого мира.

Сознание возвращалось медленно, урывками. Тело ныло от долгого нахождения в одной позе. Открыв глаза, парень несколько минут тупо смотрел в никуда. Темно...
С трудом сев, Дэймон почувствовал, что руки коснулось нечто теплои и мягкое.
-Сет... - позвал слизеринец и тут же дернулся от звука своего голоса. Хриплый, словно он долго кричал.
Тихий писк и в темноте загораются два серебристых глаза.
-Друг, - чуть улыбается парень, но тут же хмурится. Там, в иллюзии, Лиза Кэмпбелл, кинула в него заклинание немоты, но очнувшись, он смог разговаривать. Что это значит? Иллюзия призрака была у них лишь в сознании? Или нет? Надо покапаться в книгах. Определенно...
Чуть пошевелившись, парень почувствовал, что в руке сжимает палочку.
-А может не совсем иллюзия? - пронеслось в голове.
-Lumos - прошептал Каэль и тут же зажмурился от неяркого света.
-Ох... Надо быть осторожней.
С трудом заставив свое тело принять вертикальное положение, т.е. встать на ноги, парень дождался пока его зверек не заберется на свое законное место на плече и, держась за стеночку, неспеша покинул неизвестное помещение. Кажется, это было одна из комнат подземелий. Что он тут делал, пареь решительно не понимал.
-Мерлин, чувствую себя разбитым. Надо в Больничное крыло.
-------Больничное крыло